ҚӨҚRĂSӇ.

Kokrash “Диана” (книга). Глава 9. Холодная реальность

2 января я проснулся от того, что мне было сильно жарко. Мало того, что я заснул в кофте из верблюжьей шерсти, которую привёз из Монголии, так ещё и укрылся овечьим одеялом. Солнце светило мне прямо в лицо, я чувствовал себя в безопасности и был уверен, что все коммунальные проблемы решены.

Встав с кровати, я наткнулся на чудовище из железа – новую буржуйку, раскалённую, словно сердце вулкана. Это была новая печь, которую дядя, будучи сварщиком, сварил за ночь в своей мастерской. Подойдя к окну, я обнаружил, что ртутный столбик термометра опустился ещё на два деления, застыв на отметке в -45. Утолив голод вчерашними запасами я отправился на разведку в город.

Все соседи по садово-огородному товариществу растопили свои печки. Из каждой трубы валил дым разной густоты, такого я никогда не видел. Я будто телепортировался во времена Советского Союза. Дойдя до 17-го квартала, я ужаснулся: свет в окнах горел только в деревянных домах. Он был настолько тусклым, что было очевидно: горят свечи. Окна элитных многоэтажек покрылись белой изморозью, словно эти здания так и не были сданы в эксплуатацию и всё это время в них никто не жил.

По улице бродило много обезумевших людей, укутанных в различные шали и пуховики. Жители квартала поговаривали, что в полностью остывших каменных домах лопнули батареи. Радиаторы и канализационные трубы в них не подлежали восстановлению.

По торбозному радио разносилась леденящая душу новость: старый ГРЭС тоже пришёл в негодность. На грани замерзания оказались и окрестности города. Эксперты, словно вороны, сбились у подъездов, предрекая долгие недели холода и тьмы. Их слова, разлетевшиеся по дворам, сеяли панику и отчаяние.

Возле Зала борьбы, где ещё недавно гремели состязания, мимо меня пронеслась какая-то старая машина. Чем ближе я приближался к центру, тем больше советских автомобилей я встречал на дорогах. “УАЗики”, “Жигули”, “Москвичи” – ветераны отечественного автопрома с потрескавшейся краской и обветшалым салоном – снова бороздили заснеженные улицы. Я будто вернулся в девяностые.

Люди на улице подтверждали предположения моего дяди, что свалившийся на Якутск метеорит спровоцировал высокоинтенсивный выброс электромагнитной энергии, выведший из строя всю технику, работающую на микрочипах. Но машины на механической коробке передач продолжали функционировать в силу того, что их простые механизмы оказались неуязвимы перед электромагнитным импульсом. Инициативные горожане, которые сохранили или где-то раздобыли раритетный советский транспорт, спешно покидали уже полностью остывший город, увозя с собой всё самое необходимое.

Я вернулся в пустую квартиру, собрал последние ценности: чистую одежду, звуковую карту “Focusrite Scarlett 2i2”, микрофон “AKG Perception 220” и акустическую гитару “Kepma D1C”. У выхода столкнулся с закоченевшим ба Баем – другом по рэп-сцене. Оказалось, его предприимчивый тесть за огромные деньги приобрёл культовый советский внедорожник “Нива”. Загрузив на располагающийся на крыше багажник домашнюю утварь, они всей семьёй собирались покинуть город. Продрогший бро предложил поехать с ними, но я отказался. Мы пожали руки, и их машина растворилась в тумане.

Тьма сгущалась, поглощая город. Я шёл по пустынным улицам, минуя разгромленные киоски. Пустые тротуары, разбитые стёкла разграбленных машин – всё говорило о том, что мир вокруг сошел с ума. Мне казалось, что вдоль дороги лежат обледеневшие трупы людей, но я не стал вглядываться и гнал эти мысли подальше. Шёл максимально быстрым шагом, моей задачей было как можно скорее добраться до местности Хатыҥ-Үрэх.

Придя домой, я доложил родственникам о ситуации в городе. Ужин – две банки тихоокеанской сайры и последняя буханка хлеба – стали символом нашей новой, суровой реальности. Лёжа в кровати, я вспоминал Диану, её смех, её глаза. Эх, если бы я знал её домашний адрес, то мог бы прийти и спасти её. Надеюсь, что у них в семье есть деревянный дом с печкой и советский автомобиль, на котором они смогут уехать к родне в заречную или южную группу улусов. На такой обнадёживающей оптимистичной ноте я отключился от усталости.